НА ИЛЬМЕНЯХ

В тот год собирался я на ноябрьские праздники побродить с ружьишком по чернотропу, то, если выпадет так, то и по белой тропе в знакомых мне по летним путешествиям лесных угодьях псковской земли...

До праздников оставалось уже всего ничего - каких-то полторы рабочих недели, но как раз тут и пришлось мне срочно отправляться в командировку в Астрахань, на аэродром Трусово, где начались испытания новой авиационной техники. Часть этой техники создавали на нашей фирме, а потому на испытаниях и должен был присутствовать кто-то из наших инженеров.

Мы уже подлетали к Астрахани. Мое место в самолете было как раз у самого иллюминатора по правому борту, и я имел возможность наблюдать, как чуть рыжеватая после летнего солнца калмыцкая степь становилась все ближе и ближе к нам - наш лайнер уже готовился к скорой посадке и терял высоту.

На какое-то время я забылся, отвлекся от степной картины, а когда вернулся к иллюминатору, то сначала не поверил своим глазам: вместо степи без начала и без конца под крылом самолета, будто явившись совсем из другого мира, оказалось множество длинных и узких водоемов с голубой-голубой водой. И все эти водоемы, прижавшиеся друг к другу своими берегами, вытянулись в одном направлении: примерно с севера на юг...

Вскоре, после прибытия на место, я уже знал имя этой голубой воды, явившейся мне среди степного пространства - ильменя, а следом и смог предположить, что скорей всего эти озера-ильменя оставила здесь, как память о себе, сама Волга...Видимо, когда-то на месте этих самых нынешних степных сирот - ильменей и была прежняя дельта нашей могучей реки. Но потом что-то случилось - река ушла влево, а ильменя остались.

Ну, а к вечеру я уже знал, что в этих самых ильменях прописан его величество сазан, а потому и похвалил себя за то, что взял с собой в эту дорогу леску, поплавок, грузы и крючки...

Удилища у меня с собой, конечно, не было - ловить рыбу тут я не собирался, но мои новые знакомые успокоили меня: мол, вокруг ильменей стеной стоит высоченный тростник, из которого выходят очень даже неплохие удилища.

Правда, такому, тростниковому, удилищу, конечно, не устоять перед килограммовым сазаном, но с рыбешкой поменьше оно, видимо, вполне сладит.

Словом, на следующий день после работы и отправился я в поход к этим самым ильменям...

Тростник, действительно, стоят стеной по всему берегу, и я без особого труда подыскал здесь себе примерно трехметровое удилище.

Дальше предстояло среди этой тростниковой стены найти хоть какой-нибудь подход к воде.

Но вот и тропа, пробитая какими-то местными парнокопытными существами. А там и обрез берега, и, наконец, вода.

Берег чуть-чуть приподнят над водой - так что сидеть здесь с удочкой в руках было очень удобно.

Дно у берега чистое, вода прозрачная - видно все, что делается в воде поблизости, и судя по всему, здесь у берега совсем неглубоко.

Теперь дело за червями... Я поковырял ножом дернину у самого берега и в конце концов нашел двух тщедушных земляных червячков...

Ну, а дальше все, как обычно... Удилище в руке, поплавок вершинкой ад водой, а крючок с червяком в воде, поближе ко дну.

У берега никакой водной растительности, и так, сколько хватает глаз, чистая вода...

Кто же пожалует ко мне не на переговоры - наберемся терпения и будем ждать...

Но ждать пришлось совсем недолго: из тростниковой чащи пожаловал ко мне в гости большущий уж, серый, водяной, без тех самых оранжевых пятен на голове, по которым сразу и узнаешь нашего обыкновенного ужа.

Уж, извиваясь, плыл куда-то по своим делам, и видимо, поэтому не соизволил обратить на меня никакого внимания.

Мой первый визитер невозмутимо проследовал дальше, и тут, оглянувшись, обнаружил я, что вместе со мной блаженствует в лучах еще не остывшего вечернего солнца еще один представитель местной фауны - на этот раз тот самый, уже с двумя оранжевыми пятнами на головке, о которых я только что вспоминал. И этот уж, в отличие от своего водяного собрата, был уже в черной, а не в серой одежде.

Как и водяной уж, только что проплывший мимо меня, и этот абориген никак не реагировал на человека, явившегося вдруг в его владения.

Я оставил ужа в покое, поднял глаза на свой поплавок и поплавка не увидел...

Удилище в руках трясется, дергается... Рыба, соблазнившаяся моим червячком, никак не соглашается подчиниться мне и приблизиться к берегу... И тут я не очень настаиваю, побаиваясь за свой жидковатый тростниковый хлыстик.

Но в конце концов оплошавший сазан оказывается у меня в руках...

Это был экземпляр граммов в триста пятьдесят весом - тяжеленькая такая рыбка, упрямый сазанчик.

Сазанчик на кукане. Чуть притопленный грузом поплавок снова выставил из воды свою головку... И почти тут же скрывается от меня... И еще один мерный сазанчик у меня на кукане.

Я присматриваюсь к воде, вроде бы вижу все, что делается там, около дна, но, как ни старюсь, никаких рыб поблизости не отмечаю... А поплавок тем не менее снова исчезает в воде, и уже третий, точно такой же, как два первых, сазан-юноша у меня в руках...

Наверное, можно было ловить таких рыбок еще и еще. Но куда их, кому здесь, возле настоящей волжской воды, где в то время об исходе рыбы не было еще и речи?..

Я отложил в сторону свою снасть и просто сижу на берегу возле удивительной воды-сироты, спрятавшейся от степи, сожженной безжалостным летним солнцем-пожаром, за своим тростником-спасителем.

Сейчас, к осени, солнце уже укротило свой пламенный гнев, и теперь только греет, одаривает своим последним теплом и меня, странного человека, прибывшего вот к этой по-летнему тихой воде из своей промозглой северной осени, и ужа, расположившегося рядом со мной на отдых...

А пока я занимался своими сазанчиками, из воды возле меня выбрался на берег еще один, точно такой же, с оранжевыми пятнами на голове, черный-черный уж и, тоже свернувшись колечками, расположился на отдых справа от меня.

Но тут что-то зашуршало сзади... Я оглянулся и совсем рядом увидел кудлатую морду, уставившуюся на меня из зарослей тростника.

Скорей всего это был представитель местной, калмыцкой породы крупного рогатого скота, для которого степь - родной дом, а тростник по берегам ильменей - райские кущи.

Коровенка любовалась мной не очень долго, особого интереса я у нее, как видно, не вызвал, а потому она вскоре удалилась, оставив меня снова только в обществе ужей.

Я продолжал любоваться видом совсем по-летнему приветливой воды и наслаждаться еще не успевшим остыть, мягким вечерним солнцем.

После сырого и холодного московского октября, уже совсем собравшегося уступить свое место ноябрьской, уже более не уютной погоде, здесь, сейчас, среди почти летнего тепла и тишины, я, честное слово, забывал, что и здесь, сейчас, тот же самый конец октября, и был очень-очень благодарен этой встрече, если не с самим, давно ушедшим от меня летом, то по крайней мере, с его последними ясными днями...

Сазанчики мои, конечно, никого не удивили, не вызвали восторга у местного населения. Но я все-таки убрал их в холодильник, а затем доставил в столицу, где к такому подарку умели относиться с достойным вниманием.

К своей знакомой воде я наведывался еще пару раз. Снова видел серых, водяных и черных, обыкновенных ужей, снова недолго сидел на берегу у самой воды, а во время последней такой встречи-прощания все-таки взял в руки свое удилище... И все повторилось, как в первый раз: сазанчик, еще сазанчик и еще точно такая же мерная рыбка...

А когда я уже смотал с удилища свою леску и собрался домой, то вдруг увидел в воде, всего в четырех-пяти метрах от берега целый косяк-отряд больших, целеустремленных рыб.

Это тоже были сазаны, но не те трехсотпятидесятиграммовики, какие соблазнялись моими чуть живыми червячками, а серьезные, тяжелые рыбы...

И таких рыб было сейчас много... Они куда-то шли, шли быстро, шли плотным строем, чуть не прижавшись друг к другу боками.

Я, как завороженный, смотрел на эту дивную процессию и все-таки радовался, что в этот момент в воде не оказалось моей тщедушной снасти. А что если бы такой бугай схватил моего червяка? Что стало бы тогда с моей тростниковой удочкой-хлыстиком?..

В Москве, после дивного свидания с уходящим летом, меня встретил сырой, промозглый холод... Конечно, было грустно вспоминать о такой короткой встречи с ильменями, с последним добрым теплом уходящего года. Но эта грусть отступала перед ожиданием встречи с псковской землей, которая подарила мне в тот раз замечательный охотничий чернотроп